От детской увлеченности к делу всей жизни.
Журналисты Нового Закарпатья пообщались с закарпатской пианисткой Анжеликой Фукс.
У меня характер такой... Я тяжело приспосабливаюсь. Ну, но если тебя кто-то приручит... Но пока никто не приручил.
Детство уже было связано с инструментом. У нас в центре комнате стояло пианино. У меня есть фотографии, где я маленькая, в больших пеленках, меня держат за талию и я с диким восторгом что-то там бренькаю.
Меня всегда очень поддерживали родители, верили в меня, всегда хвалили. Но всех детей хвалят! Нарисуешь каракуля, а они: «Ой, найофігенніша каракуля в мире!» Я занималась и бальными танцами и конным спортом, и теннисом. Меня родители развивали сильно.
В школе я хорошо училась. Но чем дальше, тем больше понимаю, что отличницей быть очень плохо.
Был такой момент в жизни, когда я много занималась и бальными танцами, и фортепиано. И в какой-то момент моя учительница по фортепиано сказала, что время решать, надо выбирать что-то одно, нельзя профессионально заниматься и одним, и другим. Помог сделать выбор случай. Это был тот период, когда девочки растут быстрее, чем ребята, я стала выше своего партнера, поэтому мне дали другой. С предыдущим мы много выступали, выигрывали медали, и начинать все с начала мне как-то не хотелось. И так я решила только на фортепиано играть.
Когда я была маленькая, играть мне было интересно. Мама мне что-то показывала, я повторяла. У меня легко это удавалось. И это было прикольно. А потом меня отдали в школу, и все стало серьезно. Я часами играла. Мама приходила ко мне, ставила «треножнике», и если я что-то не так делала, то могла меня и хряпнуть.
С 9 лет я попала на сцену в филармонию и играла уже довольно сложные произведения. Очень мало детей в очках, мы их называем «чокнутые гении», которые могут часами заниматься. На самом деле нормальные дети хотят бегать, гулять.
Из всех стран, в которых я жила, работала, ближайшие были Штаты. Почему? Там нет расизма, национализма, там каждый человек имеет свой уголок. Там чувствуешь себя, как дома. Люди очень приветливые, открытые. Об американцах часто говорят, что они искусственно улыбаются. Но мне кажется, что лучше искусственно улыбаться, чем не искусственно ворчать и портить жизнь другим. Они не любят ныть, очень позитивны, верят в успех. Восхищаюсь этой страной.
Культурный шок был у меня в Китае, потому что они совсем не слушают. У меня было впечатление, что они, как в 19 веке, пришли на оперу себя показать, бриллианты показать, поговорить, покушать. В телефоне сидели. Дети бегали. Играешь сам для себя. Вообще никто не слушал.
У нас очень мало интереса к классике – это касается и живописи, и театра. Какая-то вечеринка, халявная еда воспринимаются «на ура!», а что – то посерьезнее-уже нет.
Я понимаю, что лучше Моцарта, Бетховена, Рахманинова я не напишу, поэтому чего мне рыпаться.
Мой инструмент для меня дневником. Это то место, где я могу побыть собой. Хотя сейчас я настолько профессионально отношусь к инструменту, что уже только изредка выливаю эмоции во время игры дома. Раньше я играла в зависимости от того, как чувствовала себя, выливала все свои эмоции, положительные, отрицательные, чувства, переживания.
Музыка будет всю жизнь со мной, а кино – это тем, чем я хочу заниматься. У нас есть еще желание совместить музыку с немым театром, пантомимой, театром теней, театром кукол. Это еще целый мир, который можно сочетать.