Директор Закарпатского центра легочных болезней: "Последних больных с COVID-19 собираемся выписывать в середине июля"

Закарпатский Центр легочных болезней стал третьим заведением, которое принимает больных с диагнозом COVID-19, именно здесь сейчас находится больше всего пациентов с тяжелым течением этой болезни.

В интервью Укринформу генеральный директор медучреждения Василий Скрип рассказал, почему в его заведении тяжелых больных стараются не допустить до подключения к аппаратам ИВЛ, почему врачам важно с тяжелыми больными долго разговаривать, чем в лечении коронавирус помогают протоколы МОЗу и почему в этой больнице собираются вылечить последнего больного на коронавирус именно в середине июля 2020.

СРЕДИ ТЯЖЕЛЫХ БОЛЬНЫХ ВЫЗДОРАВЛИВАЮТ МОЛОДЕЖИ

- Ваше заведение на Закарпатье стал третьим, кто принимает больных на коронавирус...

- ...Так, работаем от 22 апреля, сегодня имеем более 30 больных — 4 выздоровели, к сожалению, трое умерли. Другие лечатся.

- Это правда, что до вас в регионе везут самых тяжелых больных, мол, вы работаете с легочными болезнями, поэтому лучше знаете, как справиться с тяжелыми случаями? Знаю из неофициальных источников, что до вас даже переводят больных из других заведений.

- Я отвечу так: в стационар легкие больные вообще не попадают – только средние и тяжелые. Среди тех больных, которые поступили к нам, у 40% – крайне тяжелые состояния, это люди, которые не могут обойтись без кислородной поддержки. У нас в реанимации чрезвычайно тяжелых является постоянно 7-8 человек. Тяжесть течения болезни, в основном, обусловлена сопутствующими патологиями, которые у них есть.

Так, были случаи, когда с Ужгородской городской больницы, из областной инфекционной к нам переводили тяжелых больных, но это понятно, потому что в области мы — именно тот специализированный центр, который должен оказывать помощь таким людям. Именно Центр легочных болезней на Закарпатье имеет самый большой опыт в работе с легочными патологиями, а также с пневмониями, которые являются частым осложнением ковідної инфекции.

- Все люди, что у вас госпитализированы как тяжелые больные — это все двусторонние пневмонии?

- Так, все с двусторонними тяжелыми пневмониями, и почти все имеют дыхательную недостаточность. Вместе с тем, это еще и кардиальные патологии, расстройства печени, почек, имеем даже больного после инсульта с тяжелой патологией. Есть много возрастных больных, случаются пациенты с психиатрическими отклонениями, есть и наркозависимые...

- Подтверждаете на своем опыте тот факт, что самые тяжелые больные — это люди в возрасте 50+?

Особенность течения ковідної болезни в том, что от нормального течения до критического состояния проходят считанные часы

- Если посмотреть на статистику тех больных, которые есть у нас, это действительно так. Самые тяжелые больные — люди за 50, а еще тяжелее — за 60 лет. Люди молодого возраста, даже если имеют тяжелые пневмонии, выздоравливают. Из тех, что выздоровели у нас, — это все молодые люди. Из старших пока не выздоровел никто, они до сих пор находятся на лечении.

- По протоколу лечения длится три недели, так?

- Да, 21 день.

ОЧЕНЬ МАЛЫЙ ПРОЦЕНТ ТЕХ, КТО ВЫЖИВАЕТ НА АППАРАТАХ ИВЛ

- Насколько большим вызовом является COVID-19 для вас, медиков, которые постоянно работают с легочными болезнями? Что об этом говорят ваши врачи? Действительно ли это нечто такое, с чем раньше не сталкивались?

- Действительно такое. Особенность течения ковідної болезни в том, что от нормального течения до критического состояния проходят считанные часы. А иногда даже и до часа. Резко начинается дыхательная недостаточность, и если вовремя не начать работать с человеком, то есть не провести терапию на кислородном концентраторе, таких пациентов мы вынуждены переводить на ИВЛ. А как показывает наша практика и статистика коллег, результаты перехода на лечение коронавирус на аппарате ИВЛ – плачевные. Очень малый процент тех, кто выживает.

- А почему, интересно? Ведь в начале эпидемии коронавирус, да и сейчас еще многие говорят, что ИВЛ – едва ли не панацея от COVID-19! Врачей и чиновников от медицины все время допрашивают, сколько аппаратов ИВЛ в больницах, сколько денег на них выделило местное самоуправление...

- Сегодня ученые доказывают, что осложнения коронавірусної болезни, то, которое мы называем “вирусная пневмония” — это не совсем пневмония. Это так называемый “пневмонит”, когда идет уплотнение легочной ткани и вместе с тем идет высвобождение гемоглобина из эритроцитов, они концентрируются в альвеолах, именно там, где проходит газообмен. И именно через это при коронавірусі не помогает никакая антибиотикотерапия — теперь вы понимаете, почему. А еще один нюанс: именно поэтому пациенты очень тяжело переносят лечение на аппаратах ИВЛ. Нет газообмена, и человек, фактически, умирает от гипоксии, от недостатка кислорода во всех органах.

- То есть, то, что эффективность борьбы с коронавирусом прямо пропорциональна количеству аппаратов ИВЛ в наших больницах и медиков, которые умеют с ними работать, на самом деле, совсем не так?

Самое главное – оксигенотерапия. Только эффективное насыщение организма кислородом может дать шанс на жизнь

- К большому сожалению, не так. Мне даже кажется — из нашей практики и статистики коллег — что эти страны западной Европы (Италия, Испания), которые в большом количестве для лечения применяли аппараты ИВЛ, именно поэтому и имеют такие высокие показатели смертности. Одна из причин этого в том, что они на то время этого опыта еще не имели. Мы сейчас уже имеем и анализируем, поэтому стараемся не доводить людей до подключения к аппарату ИВЛ. Мы все делаем для того, чтобы не довести дело до искусственной вентиляции.

- А расскажите, какие меры вы для этого употребляете в своей больнице?

- Самое главное здесь — оксигенотерапия. Эффективное насыщение организма кислородом, только это может дать шанс на жизнь. Все остальное — это симптоматическое лечение. То есть, мы снижаем температуру тела, давление, збуджуємо дыхательный центр мозга, для профилактики бактериальной инфекции назначаем антибиотики, назначаем противовирусные препараты... Но оксигенотерапия — главная. Эффективна оксигенотерапия, заметьте! Не маленькое, слабенькое источник кислорода, а серьезные аппараты, которые дают 10, а то и 20 литров кислорода в минуту.

- Вы, кстати, докупали такие аппараты во время эпидемии?

- Мы имеем 11 таких аппаратов сегодня. Из них три совсем новенькие, и насколько я знаю, еще 6 мы получим до окончания карантина.

- У вас есть кислородная станция в медучреждении?

- Мы пользуемся кислородными баллонами, имеем их в достаточном количестве. Был случай, когда у нас не хватало кислорода, тогда помогали коллеги из других учреждений первой волны, такое на выходные, как правило, случается.

КОГДА ЕСТЬ ИНФЕКЦИЯ, НАРОДНОСТЬ ИЛИ НАЦИОНАЛЬНОСТЬ ЗНАЧЕНИЯ НЕ ИМЕЮТ

- Скажите, пожалуйста, по вашим наблюдениям, сейчас у нас уже настал тот пик заболевания коронавирус, которого все так ждут, потому что после него, по прогнозам, будет плато, а потом — спад?

- Ну, мне бы хотелось верить, что это пик, поскольку после пика будет улучшаться эпидемиологическая ситуация. Я не эпидемиолог, но мне кажется, что до пика нам еще где-то неделю. Те больные, которые к нам поступают, очаги инфекции, возникшие в ромских поселениях на Закарпатье, в социальных учреждениях — все это не добавляет мне оптимизма, чтобы утверждать, что сейчас мы уже на пике.

- Кстати, о цыган, это интересная тема в смысле коронавирус. У нас на Закарпатье больше всего ромских поселений среди других регионов Украины, тем активисты из ромской общины, а также местные чиновники отчитываются, что в поселениях нормальная ситуация с COVID-19. В то же время, есть информация, что женщина из одного из ромских поселений умерла от коронавирус, кажется, в вашем заведении...

- Ну, у нас действительно была одна пациентка ромка, и она, к сожалению, у нас умерла. Но когда есть инфекция, народность или национальность значения не имеют.

- Даже если брать во внимание условия жизни в цыганских лагерях, имею в виду санитарные нормы, плотность населения и прочее?

- Даже в таком случае, ибо если начать эту дискуссию, это приведет разве к социальному обострению. Акцент в случае с ромами и COVID-19 надо ставить на работе эпидемиологов с цыганами, их вниманию к проблеме, своевременному выявлению очагов инфекции, проработке круга контактных лиц, своевременной их изоляции. Должна быть реакция на передачу инфекции от человека к человеку. В этом плане ромская населения — в зоне риска. Насколько я знаю, на Закарпатье сейчас заостренное внимание относительно ромов на первичном звене: семейные врачи работают с гражданами из цыганских поселений и держат этот вопрос на контроле.

- Но вместе с тем, на Закарпатье сейчас мы не имеем каких-то вспышек COVID-19 в цыганских лагерях, потому что об этом бы уже орали в соцсетях, даже несмотря на молчание официальных источников.

- Да, об этом очень быстро стало бы известно. Сейчас на Закарпатье есть единичные случаи заболевания в ромских поселениях. Но это, знаете, тоже “звоночки”, ведь если вовремя и эффективно не провести работу с контактными лицами, вспышка может произойти очень быстро и с высокой достоверностью. После того, как у нас умерла женщина из цыганского поселения, мне звонили и советовались относительно того случая, знаю, что эпидемиологи работают с источниками инфекции.

НА ЭПИДЕМИЮ COVID-19 ГОРНЫЙ ВОЗДУХ НЕ ВЛИЯЕТ

- Парадоксом долго оставался Межгорский район на Закарпатье — с нулевым показателем больных на коронавирус, который держался в течение почти двух месяцев карантина. Чем это только не объясняли — и крепким здоровьем горцев, и недостаточным тестированием... Что вы об этом думаете? Или помогает закарпатцам горный воздух в борьбе с вирусом?

- Нет, конечно, это утопия. На эпидемию COVID-19 воздуха не влияет, оно здесь ни к чему. Здесь влияет уровень урбанизации населения. На Закарпатье здесь все как раз очень прогнозируемо.

- Имеете в виду тот факт, что на Закарпатье самый высокий уровень заболеваемости — в крупнейших городах области?

- Именно так! Сейчас это Ужгород и Мукачево, потому что именно здесь самый высокий уровень урбанизации. А там, где плотность населения меньше – ниже и заболеваемость. Именно это и наблюдаем в горных районах.

Кроме того, очевидно, что есть и фактор тестирования: в Ужгороде четыре верифицированы лаборатории, тестируют методом ПЦР, в Мукачево — одна. В городах есть более широкий доступ к ПЦР-диагностики, чего нет в горных селах и городках. Мы знаем, что в перспективе такая лаборатория вскоре заработает в Хусте, поэтому после этого там тоже будем наблюдать рост заболеваемости на коронавирус.

ПОДБИРАЛИ ВРАЧЕЙ В БРИГАДЫ ПО ПРИНЦИПУ СОВМЕСТИМОСТИ

- Скажите, как работают ваши врачи? Где-то в медучреждениях для этого определили приемлемым режим дежурства, где — недельную вахту...

- У нас сформированы четыре бригады, которые работают посуточно. 24 часа смена, а потом – три дня отдыха. После смены большинство идут домой. Хотя у нас есть люди из сел: санитарочки, сестрички, которые не хотят домой, для них мы выделили места в медучреждении, там они отдыхают и готовятся к следующей смены.

- Сколько человек у вас сейчас привлечено из штата учреждения?

- Мы привлекли 46 человек (вообще у нас есть 370), которые работают с больными на коронавирус. В смене два врача, 4-5 медсестер, санитарочки, роздаточники. То есть, изменение — это 8-10 человек. Кроме того, привлекаются рентген-лаборанты, которые проходят в так называемую “грязную зону”, функциональная диагностика, завбактеріологічною лабораторией, которая берет биоматериал от больных и врачей, которые их обслуживают.

Есть также врачи, которые работают с этими больными дистанционно — это кардиологи, рентгенологи, которые расшифровывают кардиограммы и снимки.

- Вы эти почти пять десятков людей по каким принципам подбирали среди сотен медперсонала?

- Первый критерий — это профессионализм, второй — возраст, старших врачей мы не предлагали в эти бригады, третий — добровольность. Важно, чтобы человек, который идет работать в очаг инфекции, понимала, на какой шаг она решилась. И последнее, что очень важно, – психологическая совместимость врачей в этих бригадах. Мы их формировали по такому принципу, что врач просила себе в помощь анестезиолога.

- Был же страх на ваших подчиненных, которые согласились работать?

В средствах индивидуальной защиты – нелегко, на самом деле, это истощает физически

- Конечно, страх был в большинстве. И это вполне нормально. Первые изменения очень тяжело работали — и психологически, и физически: в средствах индивидуальной защиты нелегко, на самом деле, это истощает физически. Поэтому после нескольких изменений мы даже сформировали две запасные бригады, чтобы можно было заменить врачей. На сегодня мы работаем уже третью неделю, пока что без потерь, и никто ни из врачей, ни из медперсонала не говорит, что их надо заменить. Хотя мы к этому готовы и напоминаем им о такой опции.

- То есть, боевой дух сохраняется, я так понимаю?

- Да, и это радует. А еще больше – то, что хотят идти работать интерны, у нас есть два молодые анестезиологи, радует, что молодежь хочет работать и приобрести опыт. Это добавляет веры в будущее нашей системы здравоохранения.

С ТЯЖЕЛЫМИ БОЛЬНЫМИ ВРАЧАМ НАДО МНОГО ГОВОРИТЬ

- Хочу поинтересоваться психологическим моментом в работе с тяжелыми больными. Как у вас построена человеческая, так сказать, сторона работы с ними? Ведь люди попадают в вас истощенными, они задыхаются, не видят врачей и плохо их слышат через защитные костюмы и респираторы...

- Эта самая человеческая сторона при лечении такого контингента больных имеет очень важное значение. Каждый врач является в своей сущности психотерапевтом. Ведь известно, что после того, когда пациент пообщается с врачом, ему становится лучше, легче от самого разговора. Поэтому у нас с тяжелыми больными работают именно такие врачи, они у пациентов проводят много времени, объясняют – что им делают, какие препараты, какие манипуляции, для чего это нужно. Также у нас психолог работает с больными, но дистанционно — в “грязную зону” такой специалист не входит.

Люди не верили, что они вылечились от этой страшной болезни, ведь психологически очень тяжело это все воспринимается

- То есть, как — по телефону?

- Как вариант. Все наши тяжелые пациенты – в сознании, правда, есть несколько, которые имеют проблемы и не совсем реалистично оценивают жизнь. Но когда пациент чувствует, что к нему есть внимание, есть медикаменты, что его активно лечат, и — главное — что ему становится лучше, у него изменяется и психологическое состояние.

Вы бы видели людей, которых мы выписываем после лечения коронавирус! Пациенты плакали от счастья, такое редко увидишь. Люди не верили, что они вылечились от этой страшной болезни, ведь психологически очень тяжело это все воспринимается, даже само осознание, что у тебя тяжелая форма коронавірусної болезни и ты можешь умереть.

ГОТОВИМСЯ ПРИНИМАТЬ БОЛЬНЫХ С ДИАГНОЗОМ COVID-19 ДО СЕРЕДИНЫ ИЮНЯ

- Средств защиты вам хватает? Или это уже не вопрос украинского коронавірусного повестки дня?

- У нас был определенный запас средств защиты, потому что мы работаем с аэрозольной инфекцией. Поэтому мы имели резерв. В начале трудно было купить необходимое, все было очень дорого. Поэтому спасибо волонтерам и неравнодушным людям, которые вовремя подключились и помогли. Сейчас за счет местного и областного бюджета, МИНЗДРАВ, мы полностью обеспечены этими средствами защиты больше, чем на месяц.

- Сколько вы, кстати, рассчитываете еще будет продолжаться работа с коронавірусною инфекцией?

- Я как руководитель учреждения представляю эту картину примерно так: поступления больных будет где-то числа до 10-15 июня. После этого, когда количество больных, требующих стационарного лечения, уменьшится, и они не будут нуждаться в госпитализации в стационар к нам, все больные в области будут поступать в областную инфекционную больницу. А мы в это время в течение следующего месяца должны всех своих вылечить, а тогда проведем заключительную дезинфекцию и вернемся к штатному режиму работы.

- Это в какое время, примерно, будет?

- Рассчитываем на середину июля.

- Это оптимистический прогноз?

- Мне кажется, что он реалистичный.

- Дай Бог, чтобы так и было.

ВТОРАЯ ВОЛНА В УКРАИНЕ БУДЕТ, НО ЕЕ НЕ СТОИТ БОЯТЬСЯ

- Помогает ли вам украинский протокол лечения COVID-19 на практике?

- Да, мы им активно пользуемся, он профессиональный, построен на международном опыте, кроме того, этот протокол постоянно доделывается — после того, как появляются новые препараты или подходы. Например, недавно туда внесены антикоагулянтную терапию — считается, что при COVID-19 идет сгущение и меняются свойства крови, что может привести к осложнениям, поэтому мы активно в последнее время уже эти советы применяем.

- А как готовитесь пережить эту пресловутую "вторую волну" болезни, которую нам все прогнозируют на октябрь?

- Я думаю, что она будет, это же эпидемиология, и всегда вторая волна бывает при аэрозольных инфекциях. Но ее не стоит бояться. Во-первых, она будет значительно меньше, а во-вторых, мы все уже будем к ней лучше подготовлены.

- В начале пандемии говорили, что Украина, вместе с другими постсоветскими странами, где широко вакцинировали населения от туберкулеза вакциной БЦЖ, имеет определенные преференции. Имеет ли эта теория какую-то подоплеку?

Люди наконец-то поймут важность прививки и от туберкулеза. Это польза и для фтизиатрии, и для общества

- Отвечу вам честно: я видел эти публикации, и пока что доказательной базы у них нет. Но мне как руководителю медучреждения, специализирующегося на фтизиатрии, эта гипотеза нравится. Во всяком случае, люди наконец поймут важность прививки от туберкулеза. То есть, если еще несколько лет назад у нас поголовно отказывались от вакцины БЦЖ в роддомах, то сейчас могу сказать, что отказов будет меньше. И это плюс, а еще – польза и для фтизиатрии, и для общества. А в будущем, если таки докажут, что БЦЖ помогло нам побороть коронавирус, то будет большое дело. Но пока что, повторюсь, доказательной базы нет.

- Что вы думаете о лечении больных на коронавирус плазмой людей, которые уже поправились от него?

- Это перспективный метод, думаю, что им много кто будет в дальнейшем пользоваться. Использование плазмы от людей с антителами для тяжелых больных на коронавирус — это очень хороший метод, и теоретически, и практически. И что важно — он быстрее, эффективнее и доступнее, чем изобретение вакцины и спецпрепаратів. Мы, впрочем, этот метод у себя в заведении еще не применяем.

ПОДДЕРЖИВАЮ РЕФОРМУ, НО НАДО ПЕРЕСМОТРЕТЬ ЕЕ ТЕМП И ФИНАНСИРОВАНИЯ

- Напоследок хочу спросить ваше мнение относительно второй волны медреформы и вашего заведения...

- Что касается второй волны медреформы и противотуберкулезной службы, то реформа предполагает акцент на амбулаторном лечении больных туберкулезом. В принципе, это международный опыт, и с ним можно согласиться, однако, у нас в Украине не было относительно этого никакой подготовительной работы. Поэтому представьте себе, что в один день нам нужно уменьшить пребывание больных на койке с 2-3 месяцев до 2-3 недель. Теоретически это возможно.

- Тогда в чем вопрос?

- В том, что важно сохранить этапность лечения. Когда больной выписывается из стационара, он должен попасть к профессионалу на первичном звене, который уметь его лечить, будет чем и будет мотивирован это делать. Пока что этого нет. Это одна из проблем реформы противотуберкулезной службы. Поэтому, по мнению фтизиатров, это резкое сокращение коек — не выход. Вторая проблема: не секрет, что здравоохранение до недавнего времени выполняла и социальную функцию. То есть, после введения второго этапа эта социальная функция отпадает, но для того, чтобы мы в медучреждениях ее не выполняли, ее должны взять на себя социальные учреждения.

- Имеете в виду хосписы?

- Так, хосписы, паллиативные учреждения, дома для инвалидов... Готова социальная сфера принять больных, которые уже пролечились и медицинского ухода не требуют, но требуют обычного ухода? Достаточное количество у нас таких заведений? Конечно, нет.

- А как вы решили вопрос со своим заведением — бывшим областным тубдиспансером?

- Мы, конечно, предполагали такие события, поэтому трансформировали наше заведение — бывший противотуберкулезный диспансер — в Центр легочных болезней. И кроме больных туберкулезом мы сейчас занимаемся полноценной пульмонологией, торакальною хирургией и инвазивной диагностикой любых патологических состояний легких или органов грудной клетки.

- То есть, вы нашли решение, расширив спектр услуг?

- Мы подняли свою конкурентную способность, чтобы выжить во время формирования рынка медицинских услуг в Украине.

- Вы выступаете за продолжение реформы или при ее пересмотре или даже отмене? Вы в каком лагере — тех, кто “за”, или тех, кто “против”?

- Я поддерживаю развитие реформы, но это должно идти уже сегодня на пользу людям. А не так, что сегодня мы делаем реформу, чтобы когда-нибудь нам, может, стало лучше. Идея хорошая, необходимая, но методология – абсолютно неприемлема. Я за то, чтобы мы пересмотрели темп реформы и то, чтобы мы эту реформу достойно финансировали. Считаю, что с такой шоковой реформой ничего хорошего не будет ни для пациента, ни для отрасли, ни для государства.

Татьяна Когутич, Ужгород
Фото Сергея Гудака