Потерянный Ужгород: история виллы премьер-министра Подкарпатской Руси Андрея Броди.

На небольшой улице Замковой, чуть ниже здания нынешнего юридического факультета УжНУ между деревьями спряталась красивая белоснежная вилла.

Сейчас в ней работает Центр гунгарології УжНУ, а когда-то был особняк известного политика, премьер-министра первого автономного правительства Подкарпатской Руси, а впоследствии депутата венгерского парламента Андрея Броди, сообщил ПроЗахід.

Про Андрея Броди в Интернете написано немало. В свое время он был действительно заметной фигурой местного политикума: В 1920 году выступил соорганизатором партии Подкарпатский земледельческий союз (позднее Автономно-земледельческий союз), в 1933-м возглавил партию, несколько лет представляя ее в чехословацком парламенте. В 1938-м стал премьер-министром Подкарпатской Руси, однако не проработал и месяца, потому что был арестован по обвинению в сотрудничестве с Венгрией и государственной измене. Следующего года его уволили, а после встречи с президентом Чехословакии отправили лечиться в Татры.

Когда Закарпатье отошло к Венгрии, Андрей Броди вернулся домой и стал представителем края в венгерском парламенте. В 1945-м был арестован органами НКВД, впоследствии осужден и расстрелян за сотрудничество с врагом. Реабилитировали Андрея Броди за отсутствием состава преступления лишь в 1991-м году.

Живя ныне в совершенно иных реалиях, нам сложно судить о политической деятельности Андрея Броди, плюсы или минусы его поступков . С этим имеют разбираются историки. Нас же заинтересовала история дома, которая принадлежала семье премьер-министра Подкарпатской Руси.

Для того, чтобы узнать, когда он был возведен и как в нем жилось семье политика, мы нашли в Будапеште его сына, тоже Андрея (Ондраша) Броди. Он рассказал нам много интересного про единственную в городе довоенную виллу с собственным бассейном.

Политик Андрей Броди

"Много того, что написано в Интернете про моего отца, не является правдой, – начал рассказ Андрей Андреевич. – В советские времена говорили, что виллу он построил за деньги, добытые нечестным путем, но это тоже неправда. Дедушка и бабушка, то есть родители моего папы, очень много лет проработали в Америке – оттуда и деньги. Дед работал там 36 лет, и только умирать приехал домой (он, кстати, был похоронен на кладбище, на места которого сейчас находится Музей народной архитектуры и быта), а бабушка работала в Америке 16 лет. Старшая сестра моего отца – Екатерина – тоже уехала в США. В Калифорнии они с мужем имели прибыльный бизнес – несколько небольших отелей. Именно сестра и посылала отцу средства на строительство этого дома, а еще морем прислала ему в подарок шикарный автомобиль – черный лимузин "Бьюика", подобного которому не было не то, что в Ужгороде, но и во всем крае. Забегая вперед, скажу, что потом тот "Бьюика" я видел иногда на дорогах до 90-х годов. Рассказывали, что на нем ездит председатель колхоза какого из сел Ужгородского района.

Словом, возводить собственную виллу отец начал с финансовой помощью родителей и сестры. На то время ему было уже 39 лет и он как раз женился на моей маме, которой было всего 19 лет. Не так давно я получил копию документа, что для возведения дома отец купил у городской управы земельный участок на склоне горы. На этом участке уже стоял небольшой домик. Возводить новый дом там начали в 1934-ом. Знаю, что пока велось строительство, родители жили в арендованном доме на той же улице.

jpg" align="center" />

Семья Андрея Броди

Из-за того, что участок находился на склоне, планировка дома была достаточно интересным. Если взглянуть с улицы Ольбрахта, то находится он на трех террасах: низкая, укреплена подпорной стеной, была нашим садом с бассейном, дальше еще одна подпорная стена и нижний, полуподвальный этаж, а дальше верхний этаж, который и имеет центральный выход на улицу Замковую. Знаю, что дом этот не является завершенным, потому что родители планировали впоследствии возвести еще один, фактически третий этаж, где были бы комнаты для детей.

Переехали туда папа с мамой в 1935 году, а в 1936-м там уже родилась моя старшая сестра. Я родился в 1941-м году, поэтому дома и отца почти не помню. Один из таких детских воспоминаний – кафель на кухне, которые я разбиваю каким-то молоточком. Отец подбежал ко мне, начал ругать, а мама защищала. Еще помню запах папиного шляпу. Это единственное, что у нас от него сохранилось. Тот запах был крепкий, такой горьковатый от одеколона.

Относительно дома, то в нем было 6 комнат. На нижнем этаже были комнаты для гостей (к нам часто приезжала бабушка), хозяйственное помещение, туалет. На верхнем был холл, кухня, ванная комната, два туалета, рабочий кабинет отца с резным письменным столом и мебелью, а также большой библиотекой с множеством книг, спальня родителей, которая отделялась от столовой стеклянными раздвижными дверями, и комната детей.

Вот вы упомянули про бассейн, который в те времена был для частных вилл редкостью. То я вам скажу, что ни разу в том бассейне никто не купался. Когда рабочие завершили его строительство, на дворе уже была осень, а потом нас из дома выгнали, поэтому мы даже не успели его опробовать.

Когда осенью 1944-го отец узнал о приближении советских войск, он на всякий случай (чтобы не попали, например, под бомбежку) вывез на машине семью в маленькое словацкое село недалеко от нынешней границы, где у него жили друзья. А сам вернулся обратно в Ужгород. Ему много раз говорили, чтобы бежал прочь, потому что будет иметь проблемы с советской властью. Нас до последнего ждал самолет на Швейцарию, в котором убегали венгерские чиновники. Но отец верил, что когда его с чехословацкой тюрьмы выпустили, то в этот раз он тоже сможет доказать, что ничего плохого не делал. Говорил: "Я своих людей не брошу, я зла не делал, только боролся за автономию края. Может, смогу ее добиться сейчас".

Уже потом мы узнали, что когда он только подъезжал к Ужгорода, по нему открыли огонь, ранили в бедро. Автомобиль солдаты сразу забрали, отца повезли сначала в больницу, а потом сразу в тюрьму.

Мама с малыми детьми ждала отца 2 дня, а потом взяла нас за ручки и пешком повела к Ужгорода. Потом рассказывала, что подошла к нашему дому и увидела ужасную картину: в доме полно пьяных партизан, все разбитое и грязное. Конечно, в дом его никто не пустил, руководитель партизан Тканко даже детские вещи не хотел отдать. Мама еле выпросила одну детскую подушку. Не зная куда идти, попросилась жить к хозяевам того дома, где они с отцом снимали квартиру. Супруги Колмарів было очень хорошим, они приютили нас на некоторое время. Только через 2 года нашей семье выделили одну комнатку в доме по улице Подвальной (нынешний Ольбрахта) – совсем близко от нашей виллы. Так, мы видели, как менялись хозяева нашего бывшего дома, знали, что он был служебным жильем для высоких военных чинов, что там жили какие-то генералы. Потом там ненадолго обустроили детский сад, куда одно время ходила даже моя дочь.

Что случилось с нашей мебелью и вещами – загадка. Маме говорили, что дом разграбили еще партизаны, которые первыми его заняли. Уже потом, когда отца было реабилитировано и членам семей реабилитированных государство предлагало выплатить компенсацию за утраченное имущество, мне показали документ с описанием того, что было конфисковано в доме отца решением суда. В нем говорилось о том, что в доме по улице Учительской, 12 конфисковали: пианино черного цвета, комод, стулья, трюмо, диван, женское пальто, халаты цветные, женские блузки все в таком-то количестве, еще полно всяких вещей, а в конце (и это меня просто морально убило!) детские туфли – 5 шт. Это же не люди были, а настоящие мародеры!

Я тогда попросил, чтобы государство вернула нашей семье дом. Но мне ответили, что в здании работает Центр гунгарології университета, который они не могут выселить. Вместо дома выплатили мне сумму, на которую в то время (я уже тогда проживал в Венгрии) я мог купить в Будапеште разве что хороший холодильник. Вот и все.

Еще скажу несколько слов об отце. Его судил в 1946 году молодой 27-летний партизан Василий Русин, который даже не имел соответствующего образования. Он потом сделал карьеру в министерстве в Киеве, а когда через много-много лет журналисты спросили его, грызет ли его совесть за приговоры, которые он выносил после войны, тот ответил, что все сделал правильно.

А расстреливала отца в ужгородской тюрьме (ныне это помещение СИЗО в центре города) такая себе Маруся. О ней много шептались в те времена, потому что она была внешне, как мужчина: носила очень короткую стрижку, всегда надевала мужские костюмы и была очень жестокой.

Мне потом рассказывали, что в начале 90-х попала уже старой Маруся в больницу с онкологией. И там стала очень набожной, постоянно замолювала свои грехи.

Когда отца расстреляли – до сих пор до конца неясно. Мне выдавали три документа, в каждом из которых стояли разные даты смерти. В последнем, уточненном, значится 7 ноября 1946 года. Тогда же выдали место захоронения на кладбище по улице Капушанской. По тому месту, конечно, невозможно было обнаружить могилу. Никакой отметки об отце или других расстрелянных там нет. Возможно, их просто закопали в чужие свежие могилы, чтобы и следа не было. В конце 90-х наша семья провела символический обряд перезахоронения. На том же кладбище мы установили крест с именем отца и надписью о других репрессированных, но крест скоро исчез".

Чтобы увидеть, как теперь выглядит дом политика, чья жизнь закончилась так трагически, "О Запад" пришел к Центру гунгарології. Директор Центра, профессор Петр Лизанец достаточно много знает об истории здания, которое когда-то буквально возродил. Показывая просторные комнаты бывшего имения, он рассказал, что когда в конце 80-х годов искал для расширения Центра гунгарології новое помещение, пришел сюда и увидел картину невероятного разрушения.

"Это здание ободрали до кирпича. Здесь не было ни дверей, ни окон, ни паркета – ничего. Голые стены с кучей мусора, посреди которого местная детвора играла в прятки. Кто сделал такое со зданием – непонятно. Знаю, что когда-то здесь был детсад, но его быстро закрыли, потому что дети, спускаясь на нижний этаж по крутой лестнице без перил, постоянно падали и травмировались. Тогда, видно, чиновники решили, что помещение для детсада не подходит и на некоторое время его покинули.

Я понимал, что привести в порядок такое помещение будет стоить очень дорого. Тогда все расходы взяло на себя правительство Венгрии. Нам не только полностью отремонтировали дом, а еще и пристроили полукруглые балконы, которых до того не было. В те годы также провели озеленение, поэтому у нас такая хорошая зеленая территория сейчас.

Я слышал, что когда семья Андрея Броди пыталась вернуть это здание. И еще тогда говорил, что не буду иметь ничего против того, чтобы вилла вернулась ее первым владельцам. Но у семьи ничего не получилось. Мы сохраняем это красивое здание, насколько можем.

Вскоре хотим сделать здесь ремонт, который не делался уже много лет. Бассейном не пользуемся, он так и пустует. Мы же не плавать сюда пришли, а наукой заниматься, поэтому восстановить его не имели ни времени, ни средств", – признался Петр Николаевич.

Бассейн, в котором за 70 лет так никто и не искупался

Татьяна ЛІТЕРАТІ, "Про Запад".