Коренной закарпатец о АТО: меня очень поразило, что там плачут даже офицеры.

Он обычный солдат. Родом из Закарпатья, но в Киеве живет уже в течение 20 лет. До войны работал продавцом.

Когда начался захват Крыма, я обратился в военкомат, они меня записали и сказали: "Ждите - мы вам позвоним". Я ждал около трех месяцев, а в июне пошел записываться в Нацгвардии, но попал в батальон "Донбасс",сообщает Цензор нет.

Я очень хорошо понимал, что иду на войну. Там все боятся, но потом привыкаешь к взрывам, к стрельбе. Больше всего помню момент очень сильной усталости, это было когда мы во второй раз заходили в Иловайск, 18-19 августа, тогда мы держали полгорода, а вторая половина была под сєпарами. Нам нужно было переходить через железную дорогу, а они поставили пулеметные точки, и мы, словно какие-то самоубийцы, пошли через пешеходный мост над железной дорогой, потому что надо было прорываться дальше. Нас было 70 человек. Нам местные говорили, что там есть взвод чеченцев, примерно 30 человек, а сколько сєпарів в общем - было неизвестно.

Мы тогда вели очень длительный и очень интенсивный бой, где-то около 4-5 часов без перерыва. Афганцы, что были с нами, говорили, что они такого никогда не видели в Афганистане.

Нас начали брать в кольцо, мы начали отступать, потом выяснилось, что их было примерно 500-700 человек, они имели две "Ноны", а мы шли только с автоматами и пулеметами.

Когда возвращались обратно, использовав почти весь боекомплект, по мосту идти было невозможно, потому что он был под интенсивным огнем, весь простреливался. Перебегали под ним, а железная дорога была очень широкая. Я, когда перебежал дорогу, упал без сил. Ко мне подошла медсестра и спросила, все ли нормально, жив. Я сказал, что все нормально, просто отдыхаю. Потом все же підвівся.За те два дня под Іловайськом, я почти ничего не ел.

Которым последовало нам сказали, что дадут коридор, мы все в Многополлі собрались и оттуда выходили через Красносільське, должны были дойти до Старобешево, но едва отъехали - нас начали расстреливать. Мы ехали на "Рено", когда начался обстрел, выскочили и стреляли в ответ. Вдруг остановился инкассаторский броневик, и ребята с него нас забрали к себе. По нему начали лупить шары и пробивать броню. Одна из пуль попала мне в висок. Висок сразу опухла, кровь побежала, но я думал, что царапина и ничего такого. Машина остановилась и один солдат, Шаман, начал нас всех быстро вытаскивать наружу, а нас было четверо. И только он нас извлек, россияне из танка попали в эту машину. Этот Шаман, можно сказать, спас мою жизнь.

В Красносільському мы продержались 36 часов. Надеялись, что нам дадут помощь, что нас выведут, просили артиллерию отработать по врагу, давали им координаты, а они отвечали, что нет приказа. А мы пожгли много российской техники, захватили три БМД и один танк, но у нас было очень много раненых и мы не могли свободно передвигаться. Потом некоторые ребята из других батальонов начали сдаваться в плен.

Россияне сказали, чтобы мы им отдали тяжело раненых, и что они их передадут Красному Кресту. Мы так и сделали, а потом они нас предупредили, если мы не сдадимся, они начнут наших раненых расстреливать. И нам пришлось сдаваться. Еще нам пообещали, даже дали слово офицера, что сєпарам нас не передадут, но этого обещания они не выполнили.

Мы были страшно истощенные, голодные. Нас отвезли километров за 10 от Красносельского, держали в поле. Мы собирали початки кукурузы и грызли их. Враги нам проверяли вены. Интересовались, под чем мы ходим в бой. Говорили: "вы вообще без головы? Потому что это бессмысленно, когда 70 человек с автоматами идут штурмовать город".

Мы были готовы, что нас расстреляют, со всеми попрощались по телефону. Я жене позвонил и сказал, что, наверное, она меня больше никогда не увидит. А когда раненых отдавали, попросил одного из ребят передать мои вещи маме, если нас расстреляют.

Сначала всех завезли в Донецк, в общем нас было 110 человек. Некоторых держали на втором этаже донецкого СБУ, а наш батальон держали в подвале. Когда сделали первый обмен, нас осталось примерно человек 90. Через полтора месяца 70 человек отправили в Иловайск на восстановление города.

Местные нам помогали, кто едой, кто одеждой, обувью. Почти каждый день на столбах в городе появлялись желто-голубые флаги, или черно-красные. Сєпари закрашивали, а люди их снова рисовали. Там я увидел большую бетонный забор, где было написано "Украина - это Донбасс". И никто на эту надпись уже не обращал внимание, махнули рукой. Был случай, когда на свадьбе навеселе вышла молодежь и начали кричать: "Слава Украине".

Но бывало и наоборот, когда местные кричали на нас: "Чего вы сюда пришли, что вы здесь забыли?" Мы, как военнопленные, не имели права прирікатись, но я не выдержал, вернулся и сказал: "А куда мы пришли? Мы пришли на свою землю, мы - в своем государстве".

- Так получается, что вы в своем государстве - пленные?

- Выходит, что так, - сказал я.

Но потом, в одиночку эти люди подходили ко мне и говорили: "Мы за вас!"

А вот когда они вместе собираются, то они все за "ДНР", за Россию.

Они просто боятся друг друга. Потому что друг друга могут сдать, как в старые советские времена. Их ведут и закрывают в тюрьму за поддержку украинцев, за пропаганду.

Местные знают, что Иловайск разбомбила Россия, а не мы из автоматов. И они на самом деле за нас, но вместе они за Россию.

Нас освободили путем обмена:150 наших на 225 сєпарів. Всех разделили на группы по 10 человек. Когда вышел из машины, посмотрел, что висит наш флаг, подумал, может это просто нас разыгрывают. Подошел к ребятам и говорю: "Слава Украине!", они: "Героям Слава!" Попросил у друга, чтобы дал мне родным позвонить, когда увидел, что он достает телефон и протягивает мне, тогда поверил, что это наши. В плену и волонтеров держат, только за то, что они помогают украинцам. А я бы в плен больше не пошел ни за что, просто взорвал бы себя, потому что очень мне там не понравилось.

Меня очень поразило на этой войне, что плачут мужчины, офицеры. Я никогда раньше такого не видел. А вот в Песках пришлось. Это было в июле. Нас с Донбасса немного было, как раз прорывали кольцо напротив донецкого аэропорта. Наши тогда это село освободили.

После боев я увидел, как плакал полковник над своими погибшими ребятами - я это никогда не забуду.

Мне бы очень хотелось спокойной жизни, где-то в Закарпатье, например. Я по грибы люблю ходить. Но, чтобы наступил мир, то надо закончить эту войну, надо победить агрессора. Я теперь добрее к людям стал, я очень люблю украинцев. Мне как-то форму выдали, а она большая на меня, не удобно. Я пошел в магазин, посмотрел на цены, нет у меня такой зарплаты, чтобы ее купить. Тогда я обратился к ребятам, а они меня и были, и одели. Вот такие у нас люди. Особые.