Сергей Федака рассказал о парадоксах закарпатской литературы.

В этом году исполнилось 70 лет с даты создания Закарпатской организации Национального союза писателей Украины.

Вскоре намечается скромное празднование этого пусть не слишком веселого, но достаточно круглого юбилея. Организация создавалась в сталинские времена, как писательский колхоз, куда нужно было загнать всех, кто мог придерживаться правил, установленных режимом. Всех остальных просто заставили замолчать, некоторых – даже эмигрировать. Некоторых сначала приняли, а уже потом заставили змовкнути, как Ф.Потушняка, который умер накануне собственного 50-летия-за якобы врачебную халатность. Другим способом борьбы с присущей Закарпатью глубокой литературной традиции, которая уходит корнями еще в средневековье, стало принятие в союз разнообразных графоманов, что постепенно опустили уровень местной литературы ниже плинтуса.

Так возник парадокс. Советское Закарпатье мало (сохранило) самый яркий фольклор среди всех других регионов Украины. Больше всего сборников народных сказок (и по названиям , и по тиражам) казалось в те десятилетия именно на Закарпатье, на них воспитывались малыши от Сяна до Дона. Пару сборников в русском переводе разошлись вообще вплоть до Сахалина. Зато современная литература смотрелась на порядки скромнее.

Некоторый всплеск произошел в середине 60-х, когда местное книжно-журнальное издательство реорганизовано в республиканское издательство “Карпаты”, причем предусмотрено, что оно станет базовым для писательских организаций трех областей – Закарпатской, Ивано-Франковской и Черновицкой. Хрущевская оттепель и временное расширение рамок дозволенного обусловили феномены И.Чендея и П.Скунца, которые заставили говорить о краевую литературу на общеукраинском уровне.

Закарпатская беллетристика отличается хорошим новелістикою и менее развитой (на ее фоне) романістикою. Первый резонансным закарпатским романом (кое-что выходило и ранее, но не получило такой огласки) стал в начале 50-х “Свет ты наш, Верховина” Матвея Тевелева, что прозвучал на весь Союз миллионным тиражом. Это была советская версия межвоенной и военной истории края из всего стандартными для тогдашней литературы сюжетными ходами и системой образов, однако с интересными пейзажными зарисовками и характеристиками (сельскими и урбанистическими), неожиданными этнографическими реалиями, оригинальными бытовыми (где-то даже фольклорными) моментами, которые и привлекли широкого читателя. Для него роман стал этакой сказкой о экзотический край, о котором ранее, как отмечал А.Довженко по ту сторону гор не было ни брошюры ,ни листочка. Последнее было некоторым преувеличением, но все-таки произведение Тевелева (до которого, возможно, присоединился далеко не только он один) действительно создал определенный канон и официально одобрен ракурс, с которого предстояло смотреть на область и ее прошлое. Успех этой книги впоследствии стремились повторить несколько авторов, вышивая все новые и новые орнаменты по той же канве (из проклятого прошлого в светлое будущее) и доведя эту тематику в конце концов до состояния лысой горы, где уже выкорчеваны даже последние пеньки. Контраст между положительными и отрицательными персонажами в закарпатской прозе глубокий, как нигде больше, первых было преобразовано в конце концов на иконы, а вторых – на карикатуры.

Зато новелістика развивалась менее заидеологизированной. К ней цензура относилась с меньшим подозрением, считая малую форму чем-то несущественным. Поэтому здесь можно было сказать много свежего, не затасканному. Закарпатье вообще край быстрых денег, коротких бизнес-схем , недолговечных политических репутаций и капиталов, которые молниеносно формируются и еще миттєвіше тают. Об этом написано тысячи добрых новелл. Многие из них являются сугубо семейными историями, типичными для патриархальной земле. Закарпатская новелла ближайшая к американской (в частности, о'генри) – тут обязательно какая-то дуля в кармане, важны не столько стиль и манера изложения, как фабульна пружинка, или же главный персонаж – очередной “чудик”, на которых так богата наша земля.

В закарпатской поэзии песенность борется с експериментальністю. Поэтому типичный закарпатский стихотворение напоминает известный фонтан“Самсон разрывает пасть льву”. К счастью, редко побеждает что-то одно. Похоже, что Самсон тягатиме за хвост льва пока здесь вообще писать стихи. К максимальной утонченности их симбиоз доказал П.Медянка. Игра нескольких языковых стихий, которые несут поэта уже сами по себе, не спрашивая его воли, постепенно втягивает в этот водоворот все более широкий круг читателей и не оставляет им никаких шансов вырваться на волю.

Ныне закарпатская литература как-то умудряется развиваться при минимальном читательской среде. Оно здесь гораздо уже, чем в соседней Галичине, не говоря о более урбанизированные регионы. Почему при этом ежегодно все еще появляются новые издания, не может толком объяснить никто. Это, может, самый большой парадокс закарпатской литературы: здесь все на вырост, все в надежде на лучшие времена. Скажем, В.Духнович написал первые пьесы, когда театра у нас еще не существовало. И с тех пор так и повелось.

Ясно, что литература сейчас развивается и вне писательским союзом, но последняя все равно продолжает существовать – отчасти как воспоминание о прошлом (далеко не во всем проклятое), отчасти как надежда на будущее (далеко не во всем светлое). Это такая себе сказочная рукавчика, где собралось всякой твари по паре, сидят себе, пережидают непогоду, радуют друг друга разными выдумками. С росы и воды этой перчатке!