Майданы в Украине не меняют страну, превратившись в дежавю с прокруткой устаревших механизмов национального сознания.
«Два года прошло, и что, получается, все зря?». Примерно так можно резюмировать настроения той части украинского общества, которая стала политической нацией. И для которой Майдан (крайний из всех тех, что происходили, начиная с 1991 года) стал точкой самореализации через прямое действие. И точкой разочарование из-за традиционно завышенные ожидания, пишет Олег Покальчук, социальный психолог, писатель, в колонке, опубликованной в №6 журнала Корреспондент от 19 февраля 2016 года.
Диалог о Майдан велся и ведется в ретроспективной манере. Это разговор, обращенная в героическое прошлое. Она драматическая. Но и удобна, потому что прошлое всегда понятное даже невеждам, это вечное дежавю
Все эти два года общественный диалог о Майдан велся и ведется в ретроспективной манере. Это разговор, обращенная в героическое прошлое. Она драматическая. Но и удобна, потому что прошлое всегда понятное даже невеждам, это вечное дежавю.
Поэтому у этого диалога нет никакой перспективы превратиться в новую политическую философию страны, что отвечает вызовам времени, и власть, будучи консервативной по определению, это понимает и всячески ритуально поддерживает.
В человеческом измерении произошло вот что. Мощный социальный толчок имел тектонические свойства, то есть был более чем серьезный. Но произошло все-таки под влиянием накопленных за десятилетия отложенных внешних и внутренних проблем страны.
Человеческий фактор здесь был важен как собственно взрывной материал, но он прошел ярко и открыто, как горение пороха или иного вещества на открытом пространстве, а не в герметичном цилиндре снарядной гильзы, выталкивает снаряд на поражение цели.
Отсюда и отвратительное, жалкое зрелище – все вип-претенденты на формальное лидерство Майдана, их откровенный коллаборационизм, их постоянная, ежедневная наглая ложь и полная беспомощность революционного толпы против кучки политических шарлатанов, демагогов и диджеев.
И немедленное забвение формального повода революции достоинства – договора об ассоциации с ЕС. Ведь документ, как мы сегодня понимаем, был абсолютно фуфловий и глубоко барижний. Никакой духовностью там и близко не пахло, но как повод – сошло. И забыли сразу, вместе с майданівським чаем и зонтиками.
Поэтому констатируем прежде всего вытеснение из массового сознания всех нескладух и нестыковок того периода, ибо неудобно. Потому что, если бы понимали, чем обернется в итоге, то уж точно вели бы себя по-другому, но история не знает сослагательного наклонения. Поэтому вспоминать, как сильно лоханулись, не хочется. Ведь было же реально все круто, ну вот и достаточно.
То есть, из этого прямо следует перенос собственных просчетов (или даже отсутствие расчетов как таковых) на нынешнюю власть. Безусловно, ее, власти, поведение заслуживает всяческого осуждения с точки зрения ее обещаний, и тех высоких запросов, которое общество Майдана для себя поставило как критерий.
Но поскольку общество не собиралось давать деньги властям на обустройство страны, а хотело получить от нее деньги на обустройство себя, то логично, что власть танцуют те люди, кто ее ужинает. Это логично, но обидно, ведь невроз переноса – четкая помеха для развития.
Говорят все громче о какой-то экстремизм Майдана. Начали это «ватники», потом те, кто хотел бы волшебным образом вернуться в довоенное прошлое, тоже начали этом подпевать. А это уже электорат. А власти хочет переизбраться. Фальшивит, но тоже подтягивает.
В этом случае уместнее говорить об экстремумах. Это не просто крайность, а максимальное или минимальное значение функции на заданном множестве исторических событий.
У нас – максимальный накал страстей и жертв для этого поколения. И минимальная эффективность с точки зрения ожиданий и последствий
У нас – максимальный накал страстей и жертв для этого поколения. И минимальная эффективность с точки зрения ожиданий и последствий. Нельзя же считать результатом побег Януковича – так 100 лет назад безграмотные крестьяне радовались, что большевики прогнали царя. Сегодня это и не царь, и не большевики, и не прогнали – ведь дело живет.
И еще немного математики: чтобы функция стала экстремумом, нужен ряд достаточных условий. Так вот, Майдан – это функция, которая возникает снова и снова (посмотрите, горечи ради, славословие давних лет о «революции на граните»). Функция, похожая на «грабли», потому что достаточные условия или не находятся, или заимствуются из исторических или западных образцов и, следовательно, не имеют необходимого значения.
Чтобы Майдан стал национальным экстремумом, он должен прекратить свое существование в том ритуальном виде, в котором существует как часть новой политической культуры. Которая всех приятно пугает, но ничего в этом государстве не меняет.